Бемби
 В джунглях 

Премьера – 13 марта 2015 года, Мариинский театр
Продолжительность балета 25 минут

«В джунглях», сюита для симфонического оркестра (1960)

Мы – плененные звери,
Голосим, как умеем.
Глухо заперты двери,
Мы открыть их не смеем.
Ф. Сологуб

Эпиграф заимствован из «Трех стихотворений Ф. Сологуба» для сопрано и фортепиано, написанных А. Локшиным в 1983 году, а исполненных – понятное дело, раньше было нельзя – в 1988-м, год спустя после ухода композитора. Так сложилась его жизнь: в советское время на стихи «идейно чуждых» Бодлера и Киплинга, на тексты из «Реквиема» Ахматовой и православной заупокойной службы – писать можно было только «в стол». Недаром же Локшин сетовал в автобиографии: «… Я никогда не слыхал Первую, Шестую и Восьмую симфонии, а также кантату “Мать скорбящая”, комическую ораторию “Тараканище” и первые две пьесы из Трех сцен из “Фауста”…». И это далеко не полный список запретов на исполнение – прямых и косвенных.
Нельзя про людей, а про зверей – пожалуйста! В сочиненной, казалось бы, для заработка киномузыке Локшина много ярких страниц. Научно-популярный фильм «Тропою джунглей» (1959), снятый режиссером Александром Згуриди, среди прочих наград был отмечен государственной Ломоносовской премией. Композитор внес свой вклад в успех фильма. Сюиту «В джунглях» впервые исполнили уже в 1960 году – один из редких случаев оперативного внимания со стороны музыкантов – под управлением дирижера Арвида Янсонса, энтузиаста творчества Локшина.
Картина про зверей, а музыка… про людей, как всегда у Локшина! Природа, мир джунглей (привет Киплингу!) запечатлены зорким глазом  – виноват, чутким слухом композитора. Сюита – произведение уже зрелого мастера (сам композитор относит обретение индивидуального стиля к концу 50-х годов). Рядом с его многочастными симфониями-вокальными сюитами (циклами) и эта сюита выглядит своеобразной симфонией, о чем говорят драматургия и форма произведения в целом, тематические арки, контрастность частей-эпизодов… Сюита, написанная ранее других симфоний Локшина (кроме Первой симфонии «Реквием», датированной 1957 годом), предвещает главное в творчестве композитора-симфониста – отказ от традиционных схем, поиск для каждой симфонии своей индивидуальной формы.
Первые же такты «Вступления», казалось бы, типичного для саундтрека к фильму о природе, содержат нескрываемые аллюзии на Девятую симфонию Малера . Эта ностальгическая нотка сразу очеловечивает повествование о мире наших «братьев меньших». «Джунгли» воссоздают пряную атмосферу тропического леса, таинственную, тревожную, полную драматических всплесков и вместе с тем завораживающую первозданным величием. «Игры обезьян» – симфоническое скерцо, веселое, забавное, порой даже глумливое, вплоть до дерзких дразнилок. Центральный эпизод – медленный блюз, томный, необыкновенно красивый (скрытая полемика с противниками «обезьяньего» джаза). Локшин – изумительный мелодист: блюз мог бы стать шлягером и на джазовых фестивалях, и на танцплощадках! «Ночь» занимает место привычного Adagio в симфоническом цикле. Мастер оркестровки, Локшин скромными средствами рисует почти зримую панораму спящего леса. «Птицы» – еще одно виртуозно инструментованное скерцо, в котором композитор отдает дань любимым учителям – Дебюсси, Равелю, Стравинскому (слушатель вспомнит и «Балет невылупившихся птенцов», и «Жар-птицу», и «Дафниса и Хлою»…). «Гон» – звуковая картина экзотической туземной охоты: зверей пугают и гонят музыкальным «оружием» – батареей ударных инструментов. Неумолимо звучащий угрожающий ритм погони расцвечен множеством ритмических вариаций-«украшений» – шелестящих, звенящих, громыхающих… В кульминации к ударным присоединяется ревущая медь. «Облава и финал» заключают сюиту: стремительный «гон», продолжающий охоту, уступает место апофеозу. Возвращается настроение вступительного раздела сюиты, возвращаются – в мощном медноголосии, в сверкающем оркестровом tutti – аллюзии на малеровские ликуюшие финалы.
Так завершается сюита – ее смело можно было бы назвать «Пасторальной симфонией» Александра Локшина.
Но так же легко представить «В джунглях» и балетной партитурой. Не только потому, что, начиная с Федора Лопухова и Джорджа Баланчина, нас научили переводить на язык пластики «чистую» непрограммную музыку, но еще и потому, что сюита Александра Локшина – своими образами, сюжетной изобразительностью – открывает простор творческой фантазии хореографа и танцовщиков.
Иосиф Райскин