«Вальс-фантазия» был создан Глинкой в период увлечения композитора Екатериной Ермолаевной Керн. Ей же он и посвящен.
«Вальс» был написан летом 1839 года как фортепианная пьеса. Весной 1845 года в Париже Глинка сделал собственную оркестровую версию сочинения. Оба этих автографа не сохранились. В 1856 году появляется последняя редакция «Вальса-фантазии», сделанная композитором менее чем за год до смерти. В этой версии сочинение и приобрело наибольшую известность.
В «Вальсе-фантазии» Глинка обращается к жанру танцевальной музыки, который был наиболее популярен в то время. Однако из небольшой пьесы прикладного назначения композитор делает развернутую симфоническую поэму, вобравшую в себя богатейшую гамму человеческих чувств. Это произведение Глинки явилось тем зерном, из которого в будущем вырастет русская лирико-психологическая симфоническая музыка. Известно, что Лев Толстой при написании сцены бала Наташи Ростовой имел в виду именно глинкинский вальс. Литературная параллель вышла необычной: ведь Наташа танцевала за тридцать лет до создания «Вальса-фантазии».
«Стихира на тысячелетие крещения Руси» была написана Щедриным в 1987 году. Основой для этого чисто инструментального произведения послужила древнерусская стихира на праздник Владимирской иконы Богоматери путевого распева, приписываемая Ивану Грозному.
Щедрин очень свободно интерпретировал древний напев. Средствами современного симфонического оркестра он стремился передать мир древнерусской монодии, диаметрально противоположный миру музыки XX века. Древнерусские песнопения спокойны, несуетны, умиротворенны, что достигается благодаря плавным секундовым ходам, сплошному, без пауз, течению напева. В них находит отражение типичный русский ландшафт – равнинный, бескрайний и безлюдный. Композитор сумел передать все это оркестровыми средствами. Впрочем, небольшой вокальный элемент в партитуре все же присутствует – мужские голоса с закрытым ртом подпевают партии виолончелей в начале и в конце произведения.
«Стихира» Щедрина наглядно демонстрирует непрерывность линии русской музыки, идущей из глубокого прошлого. Быть может, она почти незаметна сейчас, но, вероятно, ждет своего возрождения в будущем.
Павел Великанов
Петр Ильич Чайковский в одном из писем 1889 года признавался: «Мне ужасно хочется написать какую-нибудь грандиозную симфонию, которая была бы … завершением всей моей сочинительской карьеры…». Судьбе было угодно, чтобы это желание композитора осуществилось буквально: спустя несколько дней после премьеры симфонии в Петербурге (16 октября 1893 года под управлением автора) Чайковский скончался.
«С этой симфонией происходит что-то странное! – писал композитор за неделю до внезапной, поразившей всех, смерти. – Она не то чтобы не понравилась, но произвела некоторое недоумение. Что касается меня самого, то я ей горжусь более, чем каким-либо другим моим сочинением». Знаменательны слова из другого письма Чайковского: «В симфонию эту я вложил, без преувеличения, всю свою душу…». Композитор не ошибался – уже на втором исполнении симфонии, состоявшемся, увы, после смерти Чайковского 6 ноября 1893 года под управлением Эдуарда Направника, сочинение было оценено по достоинству.
«Трагическим документом эпохи» назвал Шестую симфонию Борис Асафьев. Пронзительная лирическая исповедь обжигает жестокой правдой: жизни человека угрожает не коварный и мстительный рок, фатум – как то было в предшествующих Четвертой, Пятой симфониях Чайковского. Смерть коренится в самой жизни, которая с всеми ее напряженными коллизиями ведет к неизбежному концу – уходу в небытие. Но памятники, подобные Шестой симфонии, остаются в вечности.
Иосиф Райскин
|
