Концерт Бетховена для скрипки с оркестром ре мажор (1806) принадлежит к лучшим произведениям этого жанра в европейской музыкальной классике. Его отличают глубина содержания вместе с величавой простотой тем, трогательный и искренний лиризм, благородная сдержанность чувств и подлинный аристократизм. Последнее проявляется в нежелании потворствовать вкусам публики, по установившемуся обычаю ждущей от концерта демонстрации виртуозных качеств солиста и его инструмента. Между тем, как и в фортепианных концертах, композитор стремится здесь приблизиться к симфонии. У Бетховена «виртуозность всегда остается слугой вдохновения» (Э. Эррио).
Премьера сочинения состоялась в Вене 23 декабря 1806 года и прошла без особого успеха. Исполнял концерт известный виртуоз Франц Клемент. Спустя год он решился повторить одну только первую часть концерта и снова не нашел отклика у венцев. Удивительно, но шедевр Бетховена более ни разу не исполнялся при его жизни. Перед нами один из самых разительных примеров коллективной глухоты публики и непростительной близорукости музыкальных критиков.
Разочарованный Бетховен по совету Муцио Клементи (композитора и блестящего пианиста) переложил в 1807 году скрипичную партию для фортепиано и даже написал фортепианные каденции к первой части и к финалу. Увы, и эту редакцию Бетховену не суждено было услышать; редко исполнялась она и на протяжении последующих двух столетий. Зато оригинальная партитура Бетховена, изданная только в 1861 году (при жизни композитора напечатаны были лишь сольная партия и оркестровые голоса) с тех пор завоевала признание во всем мире.
Иосиф Райскин
| |
Эпиграф, взятый из письма Малера к Эмилю Гутману, импресарио и директору концертного агентства, готовившего премьеры Седьмой и Восьмой малеровских симфоний, характерен для многих (если не для всех!) художников-творцов. Опус, сочиняемый сейчас, безраздельно владеет мыслями композитора, он искренен в своей влюбленности в созидаемую партитуру.
«Трагическую» Шестую Малера обрамляют две героических жизнеутверждающих малеровских симфонии – Пятая и Седьмая. Но любые параллели с Бетховеном весьма приблизительны: это не бетховенская героика борьбы и преодоления. Малеру ближе контрасты человеческих настроений, олицетворяемые природным круговоротом – сменой времен года, дня и ночи, света и тени… Сумеркам сознания, фатальной обреченности, романтическим исканиям героя, противостоит классическая ясность резюмирующих страниц симфонических циклов. «…Солнечный свет финала (Седьмой – И. Р.) также имеет свой культурно-исторический источник. Это вновь, как и в Пятой симфонии, «золотой век классики» (Инна Барсова). Седьмая симфония, пожалуй, как ни одна другая симфония Малера, картинна, как ни одна другая, апеллирует к зримым ассоциациям – будь то картины природы или живописные полотна. Этим диктуется изобретательная звукопись, достигающая подчас поразительных эффектов, близких, с одной стороны, искусству Рембрандта, а с другой, – живописи импрессионистов.
Иосиф Райскин
|
