Раду Поклитару: «Я за театр сопереживания»

Первой балетной премьерой сезона в Мариинском театре станет «Симфония в трех движениях» на музыку Стравинского. Над постановкой работает хореограф Раду Поклитару.

– Раду, расскажите, от кого вы получили приглашение на постановку?
– История была не совсем театральная. Аня Матисон решила снимать балетное кино. И то, что я сейчас ставлю в Мариинском театре, является частью этого кинопроекта. Мне предложили быть хореографом, который бы осуществил постановку балета, фигурирующего в сценарии фильма, на что я ответил, что мне интересно только в том случае, если это будет репертуарный спектакль Мариинского театра. Музыкальной основой балета по сценарию служит «Симфония в трех движениях» Стравинского. Мы несколько раз встречались с Валерием Абисаловичем, и он сказал, что эту музыку любит и с удовольствием продирижирует. В театре, где все планируется заранее, лишь летом мы пришли к тому, что будем это делать.

– Взять «Симфонию в трех движениях» – это идея Матисон?
– Да. И это прекрасная идея.

– Анна Матисон будет режиссером фильма, а ее режиссура каким-то образом касается вашей работы?
– Мы с самого начала находились в плотном творческом контакте. Анна ведь является художником спектакля – автором как декораций, так и костюмов. И когда я сформировал черновое либретто балета, Анна стала тем человеком, с которым я обсуждал каждую деталь нашего будущего спектакля. Если же говорить о хореографии, то тут я действовал самостоятельно, хотя бы потому, что Аня в это же время снимала свой фильм и чисто физически не могла присутствовать на репетициях.

– Вы как-то сказали, что прелесть заказанных работ в преодолении трудностей. Какие трудности возникли в этой постановке?
– Если бы мне предложили сделать спектакль в Мариинском театре, это точно не была бы «Симфония в трех движениях». Я слушал ее один раз в жизни в юности, когда переслушивал всего Игоря Стравинского. А тут меня поставили в рамки – именно это произведение, и это прекрасно, я люблю ставить, когда есть четкий заказ. В моем авторском театре «Киев-модерн балет» всегда существуют муки выбора. Например, сейчас у нас готовится ремейк большого классического балета (не буду пока говорить какого, боюсь сглазить) – чтобы прийти к этому решению, я изрядно помучился.

– С музыки Стравинского у вас начинался балетмейстерский путь – вашей дипломной работой был «Поцелуй феи». За прошедшие 16 лет изменилось ваше восприятие музыки Стравинского?
– Конечно, я же поменялся сам. Я не могу сказать, что именно изменилось, но понятно, что спектакли 28-летнего и 43-летнего Раду были бы разные. Я вообще не могу пересматривать свои старые балеты.

– А как же с «Женщинами в ре миноре»? (Впервые это название появилось в послужном списке Раду Поклитару в 2001 году, а в 2014-ом он снова поставил спектакль с таким же названием на ту же музыку Баха)
– Это абсолютно новый спектакль. Та же музыка, тот же концепт, а движения все новые. Так же у меня было с «Болеро»: оно было поставлено в 2003 году в Кишиневе, а в 2007-ом я готовил премьеру в «Киев-модерн балете». Мама очень долго присылала мне диск (я не храню свои видеозаписи), а я тем временем ставил новое «Болеро». Когда она, наконец, прислала запись, было уже все поставлено, я вставил диск в компьютер и сказал: «Какое счастье, это был ужасный спектакль!»

– Когда вы обращаетесь к музыке, на которую уже были созданы известные балеты, неизбежно возникает фигура автора первого хореографического воплощения...
– Я его не пускаю в зал.

– Вы не вступаете в диалог с Баланчиным?
– Нет. Я, признаюсь, никогда не видел «Симфонию в трех движениях» Баланчина. Это кощунственно звучит, но хореография Баланчина при всем своем совершенстве и чистоте, полифоничности и музыкальности, меня как зрителя всегда оставляет холодным. Я не могу сказать, что я большой поклонник Баланчина. Я за театр сопереживания.

– Вы не раз говорили, что считаете себя «рассказывателем историй в балете». Значит ли это, что в «Симфонии в трех движениях» появится сюжет?
– Да, есть история. Изначально был написан достаточно обширный синопсис, но в процессе постановки многое в нем изменилось. Из курса философии, который я проходил в консерватории, я хорошо усвоил основы диалектики Гегеля о несовместимости идеального и реального. Идеальный спектакль, который родился у тебя в голове, всегда отличается от реального, получившегося при воплощении на живых артистах. Многое зависит от тебя сегодняшнего, от артистов, от атмосферы в зале, это тебя часто уводит куда-то, куда ты сам не ожидал.

– А синопсис в балете нужен?
– В программке я всегда стараюсь минимизировать текст. Мне очень нравятся слова Бежара: «Краткое содержание балета, изложенное в программке – это унизительная помощь бумажного листка». Поэтому я предпочитаю крайне лаконичные тексты в программке, которые предполагают только пунктир.

– «Симфония в трех движениях» была написана Стравинским в 1945 году. Хотя композитор и говорил, что она непрограммная, известны его высказывания, что каждый эпизод связан с конкретным впечатлением о войне. Например, третья часть стала откликом на документальные хроники военных лет со строями марширующих солдат. В вашей «Симфонии» будут военные аллюзии?
– Подобный текст мне озвучил Валерий Абисалович на нашей первой встрече. До этого я не хотел делать никакого марша военных, но это условия заказа – и это классно! В итоге военные аллюзии в спектакле есть.

– Артистов вы выбирали сами?
– Да, я приезжал на кастинг, посмотрел большую часть труппы. Оттого, что проект появился внезапно, было трудно совместить графики гастролей Мариинского театра и постановочных работ. Поэтому количество людей, из которых я мог выбирать, было не такое большое, но я очень доволен, как работает труппа. Кордебалет замечательный – творческий, отзывчивый, глаза горят.

– Вы сочиняете в зале?
– Всегда в зале. Заранее можно чуть-чуть послушать музыку. Вы вспомнили про «Поцелуй феи», мою дипломную работу, расскажу, как я ставил этот балет. Я тогда сильно переживал, потому что был артистом той же труппы и мне надо было ставить на людей, некоторые из которых были намного старше меня, учили со мной порядок, когда я пришел в театр 19-летним мальчиком, помогали мне… С некоторыми я был на вы. А тут мне надо было войти в зал и сказать: «Так, ребята, встали, работаем!» Я подготовился. У меня была пластинка «Поцелуя феи» (тогда еще были пластинки) и партитура, и я расписал по квадратикам целый массовый номер: мальчики – крестики, девочки – кружочки, все пронумерованы, размечено, кто на какое количество тактов куда переходит. Я с дрожащими коленями вошел в зал Большого театра республики Беларусь и сказал: «Добрый день, дорогие коллеги!» Все подумали: «Сейчас будет ставить сопляк». А я говорю: «Будьте любезны, вы – №1, вы – №2». Все заглядывали в листик, а там были красиво нарисованы перемещения. Я всех расставил, попросил музыку, положил листок и начал ставить. Когда репетиция закончилась, номер был готов. Артисты вышли из зала, я взял листик и понял, что кроме первого квадратика больше ничего не совпадает. Я поставил совершенно другое, не то, что придумал заранее. Я понял, что бесполезно готовиться дома, но я ходил с этим листиком до конца постановочного периода. Главное было, чтобы все видели, что я пришел подготовленным, хотя листик для всех танцев был один и тот же. Идеальное и реальное несопоставимы. Например, сегодня мы делали финал, и перед репетицией мы с моим ассистентом придумали сделать из мужчин кулак. Нам так понравилась эта идея, а пришли в зал и поняли, что кулак не работает. Пришлось делать другое. Балет – это искусство проб.

– Про Большой театр вы говорили, что за 11 лет, прошедшие между вашими постановками там, у артистов исчез страх перед современным танцем. У артистов Мариинского этот страх есть?
– Они стонут, что им все неудобно, пластика непривычная, странная: они то катаются, то падают... Но, мне кажется, когда они видят итоговый результат, их это вдохновляет. Двигаемся мы рекордными темпами: за 10 дней с нуля поставлен балет! Это не перенос спектакля, хореография новая от первого и до последнего движения. Так быстро работа бы не шла, если б не мой ассистент, Сергей Кон. В этом сезоне по состоянию здоровья ему пришлось уйти из «Киев-модерн балета», где он был солистом. Сережа еще и замечательный хореограф, и когда я предложил ему поехать со мной в качестве ассистента в Мариинский театр, он с большой радостью согласился. Он тоже генератор идей, и мне с ним очень легко работается.

Беседовала Ольга Макарова

Полный текст интервью читайте в декабрьском номере газеты «Мариинский театр».