Всемирно известный русский бас рассказал о своем сольном концерте, который состоится 15 июля в Концертном зале Мариинского театра.
– Вы с равным успехом выступаете на оперной сцене и в концертных программах – а чему все-таки отдаете предпочтение сами? Как влияют друг на друга эти две стороны творчества?
– Между ними существует тесное взаимодействие! Камерная программа подразумевает ювелирную работу, при которой очень важно не потерять целое, закопавшись в деталях. Так и в оперной музыке: если увлекаться крупной подачей образа, то теряется его динамика, развитие, стираются грани. Для меня камерное и оперное творчество взаимно дополняют друг друга.
– В программе Вашего концерта – романсы Чайковского и Мусоргского, принципы которых во многом кардинально различались. Почему Вы решили объединить их сочинения в одной программе?
– Мне хотелось показать камерную лирику Чайковского и театральный психологизм Мусоргского. В этом заключается определенный вызов и для меня как исполнителя: каждый из этих авторов требует разного отношения к вокалу и переключиться с одного на другого, перейти от камерной музыки к более театральной не так-то просто.
– Вы будете исполнять романсы Чайковского, которые уже записывали на диск в 2004 году. Как меняется Ваша интерпретация репертуара с течением времени?
– Мне было чрезвычайно интересно и приятно вновь вернуться к романсам Чайковского, записанным в качестве специального приза после победы на XII Международном конкурсе им. Чайковского. Ведь на протяжении 13 лет я сам внутренне менялся, менялась моя вокальная оснащенность и техника. Со времени той записи я не исполнял эти романсы в таком количестве, и снова работать над ними – уже располагая приобретенными мной новыми качествами – было очень увлекательно. Я понял, что тогда мне, возможно, не все удалось, а сейчас, после внутреннего и вокального переосмысления, они звучат совершенно иначе! Кроме того, в год Международного конкурса Чайковского и юбилея композитора, мне хочется внести свою малую лепту в празднование столь знаменательного события в музыкальной жизни нашей страны.
– Как известно, «Песни и пляски смерти» – сложнейший цикл, требующий наивысшего мастерства. Чтобы представить галерею образов смерти в различных ее ипостасях, певцу требуется не только незаурядное вокальное, но и драматическое дарование. Что представляет для Вас наибольший интерес в этом сочинении?
– Исполнение «Песен и плясок смерти» Мусоргского – еще одна колоссальная работа. Кстати, «заразил» меня ею, помимо других старших коллег, Юрий Хатуевич Темирканов, с которым я впервые – тоже много лет назад – исполнял этот цикл в сопровождении оркестра в Большом зале Московской консерватории, а затем на фестивале в Люцерне. Версия с оркестром, благодаря его различным тембрам и краскам, добавляет «Песням и пляскам смерти» театральности и в хорошем смысле слова оперности, и опыт работы с оркестром углубляет понимание сочинения певцом и весьма помогает при исполнении его с фортепиано.
Это музыка драматического психологического театра. Для меня, как для русского баса, все творчество Мусоргского – вершина, корона этого театра! От этой музыки никогда не устаешь, хотя она требует очень высокого градуса эмоции, понимания текста и неформального отношения к нему. Особенно «Борис Годунов» и «Песни и пляски смерти» – эти произведения предполагают бездну вариантов образного интонирования слова. В зависимости от собственного осмысления этого текста, состояния и настроения каждый артист исполняет его по-разному. И невозможно остановить поиски новых граней в этой музыке. Она живая, и ее гениальность будет вечной, как вечна для человека тема жизни и смерти…
Беседовала Надежда Кулыгина
| user_name | | Выход |
