|
Биография Василия Бархатова | |
– Что для вас главное в этой истории? Какие вы в ней расставляете акценты?
– Главное – что это человеческая история, про обычных людей. Естественно, на Отелло не будет никакой «ваксы». Белый Отелло – уже давно не новость. Между ним и Дездемоной важна не разница в цвете кожи и не разница в возрасте, а разница культур. Вот что имел в виду Верди? Отелло – это человек со своим укладом, арабским, эфиопским, каким угодно, но важно – что со своими жесткими принципами, немножко дикими. А Дездемона – абсолютная европейка, либерального воспитания. Не развязная, но гораздо более свободная. У нее нет такого количества запретов и перегородок в голове.
И их роман – все равно что любовь между советским дипломатом и французской актрисой. Или между военным и поэтессой – тут даже не важна национальность. И все говорят, на них глядя: «Ну, не долго им быть вместе. Люди они совершенно разные. Поговорить им, скорее всего, будет не о чем уже через месяц».
Он – вроде хороший мужик. Но испытывает некий комплекс от того, что она может по шесть часов трещать с друзьями про систему Станиславского и про Шопенгауэра, а он ничего этого не понимает. А еще скучает в опере. А она это замечает. А потом ему говорят: «Знаешь, Дездемона вчера с Кассио на Вагнера ходила, отсидели они там пять часов и вышли довольные». А он думает: «Эх, лапоть я некультурный!»
Принято трактовать Дездемону как женщину, извиняющуюся перед Отелло четыре акта подряд. Меня это всегда смущало, потому что в ее партии есть такие венецианские страсти! Есть моменты, когда Дездемона понимает, что она тоже самостоятельная личность. Это человек, который вполне может сказать резкое слово, влепить пощечину, а не только ходить в рабынях у Отелло. Очень важно, что она просит за Кассио абсолютно уверенно.
– Насколько важен для вас Яго – типичный образ оперного злодея?
– Не надо его путать с Мефистофелем Гуно, который всячески подчеркивает свою злую красоту. Яго же не работает на публику. Его ария Credo – внешне пафосная, но это пафос в кавычках. Когда человек не может всерьез говорить о каких-то вещах, он чуть-чуть переигрывает. Яго знает, что никакого сатаны нет, а есть ежедневно меняющиеся данные с биржи, курс доллара, социальный пакет и еще какие-то вещи, которые можно потрогать руками. Он не алчный. Он не знает ни преданности, ни ненависти. Он просто системный человек. Человек без запаха. У которого есть определенный бизнес-план на ближайшее время. Как говорится, «ничего личного, только бизнес». Не то чтобы он хотел специально навредить Отелло, не то чтобы ему в тягость было свое положение шестерки при нем. Его это не сильно смущает – это всего лишь определенный этап его бизнес-плана. Он не специально мучает людей. Он идет по головам, но не отдает себе в этом отчет. У него нет самолюбования. Он не делает никаких лишних движений. Просто его система поступков должна привести к определенному результату.
В спектакле есть такой момент: Отелло и Дездемона остаются ночевать в заброшенной лодке на пляже. Глава правительства под влиянием своей молодой, более свободной жены вот такое себе позволил. Наплевав на протокол. Сели на пляже, начали прошлое вспоминать. У всех влюбленных пар, даже если они вместе всего неделю, есть любимое занятие – вспоминать, как они познакомились: «А помнишь, как ты мне про войну рассказывал?» – «Да, да, помню!»...
Так вот, Яго понимает, что, как ни странно, того, кто только что проснулся со своей женой абсолютно счастливым, проще убедить в ее неверности, чем того, кто много ездил в командировки и не видел свою жену полгода.
Это помешательство могло случиться только после ночи счастливой любви! Люди и без того взвинчены и возбуждены, немного дезориентированы. Через день он бы проспался и не убивал, а Дездемона сама бы собрала вещи и уехала к маме, а не подставляла бы добровольно шею. Если человеку, находящемуся в эйфории, у которого брак пока еще похож на курортный роман, сказать, что нет, все наоборот, то он всю энергию, которую пускал в любовь, повернет в другое русло. И уже следующей ночью Отелло убивает жену. Совсем несложно понять Отелло. В моем спектакле нет ничего такого, что делает его более взрывным, чем другие люди. Мне кажется, любой человек при таком раскладе может себя подобным образом повести. Процесс составлен Яго мастерски. Ему нужны только жесткие и необратимые последствия, а не то, что Отелло с Дездемоной поругаются и не будут разговаривать две недели. Яго нужно не гадость сделать, а конкретные результаты получить.
– С какими еще традициями исполнения этой оперы вы спорите?
– В данном спектакле есть история о большом количестве погибших во время шторма. Мне всегда казалось странным, что обычно шторм трактуют как некий постановочный аттракцион. Его изображают ярко, а потому к нему больше не возвращаются. Но если попавших в шторм так хорошо потрепало, то, наверное, выжили не все. Соответственно, есть жертвы, и у этих жертв, соответственно, остаются вдовы, а Отелло должен как-то за это отвечать. И начиная со второго акта вдовы и сироты постоянно толпятся в приемной Отелло – это глобальная проблема, которую надо решать и которой он никак не может заняться в связи с личной ситуацией.
Беседовала Екатерина Бирюкова
|
