27 июня в Мариинском впервые выступил скрипач Джеймс Энес, один из членов жюри Конкурса имени Чайковского. Предлагаем краткое интервью, данное музыкантом перед концертом.
– Вы играете на одной из лучших скрипок Страдивари, инструменте 1715 года. Тернист ли был путь к его обладанию?
– O, да! Это был весьма долгий путь. Впервые я притронулся к этой скрипке почти двадцать лет назад, в ноябре 1996 года, и к сентябрю 1999 я нашёл способ убедить моих спонсоров приобрести этот инструмент и разрешить мне играть на нём. А затем, примерно четыре года назад, я смог выкупить скрипку у моего спонсора, так что сейчас никто не может забрать её у меня! Но такие вещи всегда очень непросты: эти инструменты трудно найти, они очень дорого стоят, но безусловно они стоят того и приносят скрипачам, играющим на них, невероятное вдохновение.
– Вы выпустили диск Homage, на котором играете музыку эпох барокко и романтизма – Баццини, Равеля, де Фальи, Воана-Уильямса и Элгара – на девяти различных «именных» скрипках и трех альтах. Чему Вас научили эти инструменты? Как Вы выбирали, для какого композитора какая скрипка больше подходит?
– По счастью, когда я записывал сочинения, я уже так или иначе был знаком с инструментами и знал особенности каждого из них. Я составил список произведений, которые были бы наиболее подходящими для диска в смысле их продолжительности и стиля – таким образом у меня получился список из тридцати произведений, который я соотнёс со списком из двенадцати инструментов, попытавшись сопоставить их так, чтобы наилучшим образом продемонстрировать как музыкальные особенности каждого произведения, так и возможности каждого инструмента. Несомненно, каждый из этих инструментов, как и всякий превосходный инструмент, может научить музыканта чему-то. Наверное, это особенный звук, который ты слышишь, когда играешь на нём – он остаётся в памяти, а затем ты пытаешься воспроизвести его, играя на своём инструменте, а иногда он всё равно продолжает звучать в мыслях, даже после того, как ты закончил играть.
– Баховские сонаты и партиты для скрипки соло – это «Библия» для скрипача. Как часто Вы включаете их в концерты, что значит эта музыка для Вас?
– Я думаю, это очень верно сформулировано в самом вопросе: в некотором смысле, эта музыка – нечто священное для скрипачей, это музыка, с которой каждый скрипач развивается, когда учится играть на скрипке. Эти сочинения сопутствуют мне на пути всей моей исполнительской карьеры. Но есть и такие произведения, которые я играю часто, которые мне нравится играть чаще других, и я думаю о том, как было бы здорово, если бы была возможность сыграть их в каком-то замечательном зале. И сегодня, когда я играю партиты и сонаты Баха в Концертном зале Мариинского театра, я считаю этот зал совершенным для этой музыки и получаю огромное вдохновение от того, что имею возможность играть эту прекрасную музыку на моём инструменте в акустике этого зала.
– Сегодня трудно играть Баха, не оглядываясь на опыт исторического исполнительства. Где Ваше место в споре аутентистов и романтиков?
– Я думаю, каждый исполнитель сталкивается с проблемой, когда пытается слишком интеллектуализировать свою игру и оправдать свою исполнительскую интерпретацию. Может показаться удивительным, но я думаю, что каждый музыкант может смело называть своё исполнение «аутентичным», поскольку в этой области так много вопросов, которые не имеют однозначного ответа – о том, как эту музыку исполняли в то время, когда она была написана, о том, каким было задумано её исполнение, и т.д. Конечно, некоторые произведённые недавно исторические исследования, а также выступления музыкантов, посвятивших большое количество времени изучению этих вопросов, сделали многое для того, чтобы слушатели могли понять, каким образом эта музыка может говорить. Но что касается моего места в этой области, я оставляю право ответить на этот вопрос слушателю. Некоторые слушатели воспринимают так, а другие – иначе, а лично я сам играю таким образом, потому что думаю, что так следует играть.
– Пишете ли Вы себе каденции для скрипичных концертов? Или исполняете чужие?
– Это зависит от произведения, в значительной мере зависит от произведения. В тех случаях, когда есть каденция, написанная композитором, я предпочитаю исполнять её. В тех случаях, когда каденции нет, как, например, в концертах Моцарта или Бетховена, это зависит от того, написано ли другими что-то по моему мнению лучшее, чем я могу исполнить сам. Для концертов Моцарта я написал мои собственные каденции, которые я продолжаю так или иначе совершенствовать и находить новые возможности в их исполнении – таким образом, в концертах Моцарта и Гайдна я играю мои каденции. Что касается Бетховена, то я играю каденции Фрица Крейслера, потому что они настолько прекрасны, что я был бы только рад, если бы подобные исполнительские идеи посещали и меня.
– Вы входите сейчас в жюри XV Международного конкурса им. П.И. Чайковского по специальности «скрипка». Вы не хотели в юности принять участие в этом состязании?
– Я думаю, что в большей степени чем любой другой конкурс музыкантов, Международный конкурс им. П.И. Чайковского предоставляет лауреатам такие возможности, которые непросто достичь другими средствами. По счастью, я смог получить некоторые из этих возможностей, не участвуя в конкурсе, но конечно я помню себя маленьким мальчиком, когда я слышал о Конкурсе имени Чайковского, смотрел передачи по телевидению и думал о том, как здорово было бы даже не обязательно принять участие в самом конкурсе, но хотя бы присутствовать там. И это оказалось действительно так: атмосфера последних дней перед финальными прослушиваниями участников и атмосфера в Московской консерватории настолько наэлектризованы, что даже просто находиться там становится весьма увлекательным делом. Сидя в жюри, я очень нервничал, даже несмотря на то, что не играл сам – насколько это восхитительно!
| user_name | | Выход |
