Последняя опера Чайковского, «Иоланта» впервые увидела свет рампы за год до смерти композитора, в 1892-м. Задумывалась она как часть смешанного представления, которое делила с двухактным балетом «Щелкунчик» (к этой традиции вернулся в наше время режиссер Дмитрий Черняков, поставивший в 2016 году двойной спектакль в Парижской опере). Музыкальное родство обеих партитур несомненно, но сегодня «Иоланта» и «Щелкунчик» чаще существуют на театральных подмостках порознь. Одноактную «Иоланту» режиссеры пробуют «обручить» с другими короткими операми, вроде «Алеко» Рахманинова (в таком виде была выпущена постановка в Мариинском театре).
Очарование и популярность сольных номеров, малая форма и сказочный сюжет со счастливым концом сделали «Иоланту» удобным материалом для выпускных работ консерваторцев и привлекательным репертуарным названием для отечественной публики. Однако за фасадом благообразной сказки можно разглядеть символистскую драму. Герои много рассуждают, но внешнего действия почти нет, в их речах угадываются скрытые смыслы, в центре истории – героиня, лишенная зрения, которой, «чтобы знать красу вселенной», не нужен свет.
Пьеса датского поэта Хенрика Херца «Дочь короля Рене» (1845) русской публике была знакома в переводе Владимира Зотова. Она отвечала высказанному в последние годы желанию Петра Ильича написать оперу на «сюжет не от мира сего». Композитор находил поэтичными и саму историю, и либретто, сделанное его братом Модестом. Должно быть, Чайковского пленяла героиня, которая не считает себя несчастной, потому что ее согревает вера, и которая готова пожертвовать собой ради любви. Музыкальная драматургия строится как движение от мрака к свету: от беспокойного наваждения интродукции к гимну света и хвалебной молитве в финале (в ней петербургский музыковед Аркадий Климовицкий даже распознал предвестницу темы самоутверждения из «Поэмы экстаза» Скрябина).
Нынешняя постановка Мариинского театра – работа польского режиссера Мариуша Трелиньского и его постоянного соавтора, сценографа Бориса Кудлички. Волшебный сад, «подобный раю», в котором живет Иоланта, – больничная палата, а няньки и подруги – холодный и лицемерный персонал, держащий в неведении свою пациентку; бургундские рыцари, что забрели в укромное место, «блуждая по горам Вогезским», – бизнесмены-романтики с горнолыжного курорта. Одна из самых будоражащих сцен спектакля – пролог, где режиссер визуализирует ночной кошмар, игры подсознания испуганной Иоланты.

Совместная постановка с Баден-Баденским фестшпильхаусом