Антонин Дворжак (1841 – 1904)
Девятая симфония, ми минор, соч. 95 ("Из Нового Света")
В течение трех лет (1892 – 1895) Дворжак жил в Америке, куда он был приглашен, чтобы возглавить Нью-Йоркскую консерваторию. Эти годы стали плодотворнейшим периодом в жизни композитора. Они принесли такие вершинные его создания, как Девятая симфония, Виолончельный концерт, "Библейские песни", камерно-инструментальные ансамбли (струнный квартет фа мажор, квинтет ми-бемоль мажор)… Великий чешский музыкант глубоко проникся красотой американского фольклора. "Самые впечатляющие из американских песен – "мелодии плантаций" и песни рабов, – заметил Дворжак в одном из интервью. – Не имеет большого значения, откуда будут черпать вдохновение творцы будущих американских песен – из негритянских или креольских, из напевов краснокожих, или из жалобных песен тоскующих по родине немца или норвежца. Ростки самой лучшей музыки скрыты у всех племен, смешанных в этой большой стране…" Американцы справедливо высоко ценят вклад Дворжака в основание своей национальной музыкальной культуры.
Девятая симфония, которой сам композитор дал заглавие "Из Нового Света", – последнее и высочайшее произведение композитора в этом жанре. Впитавшая в себя многообразные
элементы индейских мелодий и негритянских спиричуелс, рядом с явственно звучащими отголосками чешских напевов, Девятая симфония Дворжака, начиная с первого исполнения в Нью-Йорке 16 декабря 1893 года, завоевала мировую славу.
Иосиф Райскин
Арам Хачатурян (1903 — 1978)
Концерт для скрипки с оркестром
Я писал музыку словно на гребне какой-то волны счастья, весь пребывая в радости. И потом я ожидал рождения сына. И это состояние окрыленности, упоения жизнью перешло в музыку
Арам Хачатурян
Скрипичный концерт был сочинен Хачатуряном летом 1940 года за неполных два месяца. "Закончив Концерт, я посвятил его Давиду Ойстраху, – вспоминал композитор... Помню, как один музыкант, поздравляя меня, сказал: "Какой Вы счастливый: Концерт написали, и тут же сын у Вас родился".
Давид Ойстрах был захвачен новым сочинением друга и молниеносно разучил его. "Очень быстро, уже через два-три дня, – продолжал Хачатурян ,– Ойстрах приехал ко мне в Дом творчества в Старую Рузу, чтобы сыграть Концерт... Мой маленький коттеджик был заполнен до отказа... И я, и все присутствовавшие были поражены феерическим исполнением Ойстраха. Он сыграл Концерт так, как будто учил его много месяцев, так, как он играл его и впоследствии на больших эстрадах".
Живописная красочность, яркий национальный колорит, праздничная приподнятость, виртуозная броскость музыки Концерта сразу же покорили и музыкантов-профессионалов и широкую слушательскую аудиторию.
Премьера Скрипичного концерта состоялась 16 ноября 1940 года. Госоркестром СССР дирижировал Александр Гаук. Вскоре Ойстрах и Гаук представили Концерт в Ленинграде (24 декабря 1940 года), а вслед за этим он прозвучал в Ереване, Тбилиси, Киеве, Одессе. За рубежом широкое распространение получила сделанная Ойстрахом грамзапись Концерта. Концерт появился на афишах выдающихся скрипачей мира.
Иосиф Райскин
Морис Равель (1875 – 1937)
Болеро
Танцуй, Равель, свой исполинский танец,
Танцуй, Равель! Не унывай, испанец!
Николай Заболоцкий
"В 1928 году, по просьбе г-жи Рубинштейн я сочинил "Болеро" для оркестра. Это танец в очень умеренном темпе, совершенно неизменный как мелодически, так гармонически и ритмически, причем ритм непрерывно отбивается барабаном. Единственный элемент разнообразия вносится оркестровым крещендо", – писал Равель двадцать лет спустя в "Автобиографическких заметках".
Валентин Серов, автор известнейшего портрета Иды Рубинштейн, под впечатлением ее ролей Клеопатры и Шехеразады в дягилевской труппе говорил, что "сами Египет и Ассирия каким-то чудом воскресли в этой необычайной женщине". Она и на этот раз покорила зрителей, разделив, разумеется, успех с композитором и автором декорации Александром Бенуа. Вот свидетельство очевидца премьеры, прошедшей 28 ноября 1928 года в Парижской опере в один вечер с "Вальсом" – еще одной "хореографической поэмой" Мориса Равеля: "Слабо освещенная комната в испанской таверне; вдоль стен, в темноте, за столами беседуют гуляки; посреди комнаты большой стол, на нем танцовщица начинает танец... Гуляки не обращают на нее внимания, но понемногу начинают прислушиваться, оживляются. Постепенно их захватывает наваждение ритма; они поднимаются, приближаются к столу; потрясенные они окружают танцовщицу, которая с триумфом заканчивает выступление..." Равель не случайно полагал, что в этом "благополучном" сценарии должно быть место для трагедии: эпизод тайной любви девушки и тореадора, которого закалывает соперник. Музыка давала для этого веские основания.
С самого начала пьесы закрадывается тревога. Сдержанно-печальная, невероятно протяженная (34 такта!) мелодия неизменной темы накладывается на железный, упорно повторяемый ритм... Когда после многократного проведения темы звучание достигает апокалиптической мощи, когда мелодия вдруг начинает дробиться на отдельные интонации, когда неожиданный сдвиг тональности словно срывает тему со стального каркаса ритма и бросает ее в пропасть надвигающейся катастрофы – невольно кажется, что рушится мир... Недаром один из друзей композитора А. Сюарес писал в годовщину смерти Равеля: "Наваждение ритма и мелодики, явно выраженное нежелание варьировать тему... настойчивое, словно в галлюцинации, повторение одной и той же музыкальной фразы, мрачное неистовство музыки – все это, на мой взгляд, превращает знаменитую пьесу в нечто вроде "Пляски смерти".
Иосиф Райскин
| user_name | | Выход |
