Бетховен. Малер

Ни одна «академия» (так назывались в его время авторские концерты) Людвига ван Бетховена не обходилась без исполнения фортепианных концертов композитора. Наиболее обширная трехчасовая академия 22 декабря 1808 года включала, помимо Пятой и Шестой симфоний и фрагментов Мессы до мажор, Четвертый фортепианный концерт соль мажор и, как значилось на афише, «Импровизацию для фортепиано с последующим постепенным вступлением полного оркестра и с присоединением хора в финале».
Готовясь к «академии», Бетховен не предполагал сам исполнить новый концерт (ослабевший слух подводил музыканта при игре в ансамбле). Но пианисты, к которым обратился Бетховен, не успевали выучить сложную сольную партию за несколько дней до премьеры, и автору пришлось самому представлять публике новое сочинение. В последнем публичном выступлении Бетховена-пианиста критик отмечал «удивительное совершенство и предельную виртуозность… он подлинно пел на своем инструменте с чувством глубокой меланхолии» (это в особенности относилось к Andante – изумительному по глубине драматическому диалогу солиста и струнной группы оркестра). Четвертый концерт, а вслед за ним и Фантазия, вопреки непреложной традиции открывались не оркестровым tutti, а вступлением солиста. Само это «тихое» начало предопределяло основное настроение Четвертого концерта – своеобразного «лирического интермеццо» между суровым, мужественным Третьим и героическим Пятым. Четвертый концерт, сыгранный автором, более при жизни Бетховена не исполнялся (вот один из самых разительных примеров всеобщей глухоты публики и музыкантов!). Только четверть века спустя Концерт заново «открыл» искатель музыкальных кладов Феликс Мендельсон, исполнив его в 1832 году в Париже.

Пятая симфония заключает в концентрированном виде все то, что принято характеризовать эпитетом «малеровское». Это и бесстрашие, с которым Густав Малер бросается в пучину банальных интонаций, в объятия самых расхожих формул скорби или радости – от уличных похоронных процессий до венского вальса. И бурное кипение страстей в душе художника-романтика, живущего на изломе столетий, когда жестокий мир прощается с романтическими мечтами. И мгновения возвышенного любования красотой. И пафос героического превозмогания житейских невзгод, и победное торжество…
Премьера симфонии состоялась в Кёльне 18 октября 1904 года. После премьеры Арнольд Шёнберг, потрясенный музыкой симфонии, писал Малеру: «... Я видел Вашу душу обнаженной, совершенно обнаженной. Она простиралась передо мной как дикий, таинственный ландшафт с его пугающими безднами и теснинами, с прелестными радостными лужайками и тихими идиллическими уголками. Я воспринял ее как стихийную бурю с ее ужасом и бедами и с ее просветляющей, успокаивающей радугой... Я чувствовал борьбу за иллюзии, я видел, как противоборствуют друг другу добрые и злые силы, я видел, как человек в мучительном волнении бьется, чтобы достигнуть внутренней гармонии; я ощутил человека, драму, истину, беспощадную истину» (из письма Густаву Малеру от 12 декабря 1904 года).
Трудно в нескольких словах передать глубинный смысл симфонии лучше, чем это сделал Шёнберг, обратившийся к Малеру, по его собственным словам, «не как музыкант к музыканту, а как человек к человеку». Пять частей симфонии – последовательные фазы той борьбы, которая развертывается не на полях сражений, а в сердце человеческом (по Достоевскому!) между Добром и Злом. Пролог драмы – Траурный марш, в который вторгается эпизод, полный беспредельного отчаяния (в партитуре ремарка: «Со страстью. Дико»). Напряженнейшая вторая часть в сложной сонатной форме – бесспорно кульминационная зона симфонического повествования (именно вторую часть предваряет авторская ремарка: Sturmisch bewegt – «В бурном движении»). Скерцо – грандиозный симфонический вальс, в котором, как говорил Малер, «мнимый беспорядок должен разрешаться в высший порядок и гармонию, как в готическом соборе». Божественное Адажиетто подводит к экстатическому Рондо-финалу, знаменующему преодоление страданий и завершающему симфонию лучезарным апофеозом.
Иосиф Райскин